Когда-то, на просторах интернета, попался этот рассказ...
Александр Файншмидт
Недавно закончил свои мемуары. Мои потомки (в трех поколениях) говорят, что получилось вполне читабильно, но мне что-то не верится. Вот и решил вынести на суд форумчан один из рассказов об интересных людях, встретившихся мне на фронтовых дорогах Великой Отечественной войны. Буду очень благодарен за конструктивную критику. Если понравится, то пошлю еще несколько рассказов, благо их больше ста.
«Огородное пугало»
У меня всегда была хорошая зрительная память на лица. А вот имена и фамилии всегда оставались моей «ахиллесовой пятой». Правда, история эта произошла уже более шестидесяти лет тому назад, почти в самом конце Отечественной Войны, и не мудрено, что имя и фамилия человека, о котором я хочу здесь рассказать, стерлись из моей памяти. Вертится сейчас в голове - не то Козырев, не то Карелин, не то Василий Сергеевич, не то Сергей Васильевич? Не могу вспомнить. Поэтому, пусть он останется в этом рассказе, допустим, Козыревым. Какая, в конце концов, разница, тем более, что речь пойдет сейчас не о его фамилии, а о нем самом.
Так уж повелось, что практически всегда, во всех полевых хирургических госпиталях и дивизионных медсанбатах, в которых нам приходилось работать, к нашей рентгеновской группе Отдельной Роты Медицинского Усиления временно прикомандировывали в качестве санитара кого-либо из команды выздоравливающих. Как правило, они у нас долго не задерживались - поработает человек неделю, максимум две, и, глядишь, присылают другого.
Разные это были люди. Вот и в тот раз прислали к нам совсем уже немолодого рядового красноармейца, лет, наверное, пятидесяти-пяти, или чуть постарше. Он производил какое-то странное впечатление. Хотя был он рядовым саперного мостостроительного батальона, руки у него росли совсем из другого места, чем у настоящего строителя. Шинель висела на его долговязой, сутулой фигуре, как на палке, пилотка, размером номера на три больше, чем было нужно, вечно съезжала на лоб и уши, поясной ремень постоянно был перекручен словно веревка, а обмотки на ногах часто развязывались и, наступая на них, он то и дело спотыкался, рискуя упасть. Общий его портрет довершали толстые очки, у которых одно стекло было треснуто пополам, а вместо давно утерянной одной из заушин была прикручена медная проволочка. Ну, ни дать, ни взять – огородное пугало. Он ничего не умел делать, ни дров наколоть, ни «буржуйку» растопить, и я несколько раз даже пожурил его за это.
А тут еще, на беду, в нашем полевом рентгеновском аппарате перегорел газотрон, без которого он работать не может. Сидим с командиром группы врачом-рентгенологом майором медицинской службы Всеволодом Степановичем Навроцким над разобранным пультом управления, и ломаем головы - как же нам выйти теперь из этого, практически безвыходного, положения – запасного газотрона у нас нет, и где его взять, совершенно не известно.
А поток раненых всё идет и идет, и все операционные блоки госпиталя уже остановились. Начальник госпиталя «висит» на полевом телефоне, безуспешно пытаясь разузнать, где можно достать этот злосчастный газотрон. А «в воздухе уже пахнет грозой». И чем дальше, тем больше.
И тут это «огородное пугало» подходит к нам и, лишь мельком взглянув через моё плечо на разобранный пульт, неожиданно говорит мне тоном, не допускающим никаких возражений:
- Молодой человек, выбросьте этот перегоревший газотрон на свалку - он Вам больше не понадобится. Поставьте вместо него обыкновенную перемычку и аппарат, превратившись при этом в полуволновой, начнет работать по упрощенной схеме Виттке...
От неожиданности, и еще не до конца поняв, что происходит, я брякнул ему в ответ какую-то бестактность, дескать, тоже мне, учитель нашелся! Но «пугало», очень спокойно и очень жестко отрезало:
- Не хамите, лейтенант, а делайте то, что Вам говорят старшие!
- Старшие? Это кто тут «старший»?!
Я и без того был в это время, как говорят, «на взводе» и, естественно, намерился, под горячую руку, выставить это «пугало» из кабинета, но Всеволод Степанович, видимо, уже успевший по достоинству оценить происходящее, посоветовал мне прикусить язык, и сделать так, как говорит этот странный «солдат». Вот только тут до меня, наконец, дошло, что происходит что-то не совсем обычное, и я тут же перемкнув клеммы газотрона, включил напряжение. Аппарат мягко и бесшумно заработал, так, словно с самого начала был собран по полуволновой схеме Виттке.
Думаю, что если бы кто-либо посмотрел на нас в этот момент, то, несомненно, увидел бы прекрасный вариант финальной сцены гоголевского «Ревизора». Во всяком случае, я поймал себя на том, что стою перед этим «пугалом» в совершенно идиотский позе, а «оно» назидательным тоном читает мне нечто вроде популярной лекции по теоретической рентгенотехнике:
-Учтите, молодой человек, что при такой схеме подключения существенно изменяется характер амплитуды напряжения анодного тока во вторичной цепи, и рентгеновская трубка при этом сама начинает работать не только, как генератор излучения, но одновременно и как кенотрон в цепи высоковольтного напряжения…и т.д. и т.п.
Ну что тут скажешь? Хоть стой, хоть падай, и мне осталось лишь развести руками…
Естественно, что Всеволод Степанович тут же, очень вежливо и уважительно задал этому странному солдату сам собой возникший вопрос:
- Простите, Василий Сергеевич, кто Вы?
«Огородное пугало» смущенно улыбнулось и поведало, что «оно» - доктор технических наук, профессор не то Баумановского, не то Московского Физико-технического института, и то ли член-корр, то ли (сейчас уже не помню) действительный член Академии наук СССР.
«Ларчик открывался просто» - оказалось, что в 1941 году, когда немцы подошли к самой Москве, многие москвичи ушли в Народное Ополчение. Ушел в это ополчение и профессор Козырев, даже не посчитавший нужным при этом сказать писарям, записывавшим добровольцев, что он доктор технических наук, профессор, ученый с мировым именем, один из ведущих в стране специалистов в своей отрасли знаний, автор учебников, монографий и множества публикаций в солидных научных журналах. Ушел на фронт рядовым ополченцем, а после ранения, хотя и пытался объяснить своему воинскому начальству о том, кто он, и что на фронт он попал не по призыву в армию, а через Московское Народное Ополчение, «начальство» не стало его слушать, и лишь посмеялось над ним, посчитав, что у этого «огородного пугала» просто «поехала крыша», и он, того и гляди, еще заявит, что он Наполеон или Генераллисимус Суворов. По-видимому, профессор Козырев, будучи известным ученым, корифеем в своей отрасли знаний, был в житейских делах абсолютным «неумехой». Положение усугублялось еще и тем, что никаких гражданских документов, удостоверяющих, кто он есть на самом деле, у него с собой не было. Поэтому, натолкнувшись на глухую стену тупого невежества и непонимания со стороны своего вечно полупьяного батальонного «начальства», этот рафинированный интеллигент старой формации так и продолжал все это время служить рядовым в саперном мостосто-строительном батальоне, и был при этом несколько раз ранен. К счастью легко, хотя запросто мог быть и убитым.
Выслушав всю эту, потрясающую по нелепости, историю, Всеволод Степанович тут же отвел этого «солдата» к начальнику нашего полевого госпиталя, а тот, быстро связавшись с Членом Военного Совета генерал-лейтенантом Вороновым, немедленно отправил его в Политотдел 69-й Армии. Там быстро навели все необходимые справки, и доложили по «ВЧ» непосредственно Сталину. Реакция Главковерха последовала незамедлительно.
Оказалось, что Академия Наук СССР уже давно, и чуть ли не «днем с огнем», безуспешно ищет куда-то пропавшего профессора Козырева для выполнения очень срочного, совершенно секретного правительственного задания, связанного с его научной специальностью.
Через несколько дней к домику в Пулаве, где был развернут наш рентгеновский кабинет, подкатил штабной «Виллис» и из него вышло в сопровождении адъютанта наше «огородное пугало» в отлично подогнанной и хорошо сидевшей на нем офицерской форме, «мышиной» шинели на зеленой шелковой подкладке, в смушковой папахе и c полковничьими погонами на плечах. Портрет его на этот раз довершали красивые очки в позолоченной оправе.
Инженер-полковник, профессор Козырев приехал к нам специально, что-бы поблагодарить Всеволода Степановича и попрощаться с нами перед отъездом на новое место службы в каком-то «шибко секретном НИИ» в глубоком тылу, а заодно и забрать свой, остававшийся у нас, замызганный, видавший виды солдатский вещмешок, чтобы сохранить его на память, как дорогую семейную реликвию.
Вспомнив всю эту, воистину сюрреалистичную, историю, я, в который уже раз, подумал о том, насколько все мы зависим от превратностей судьбы и причудливых сплетений случайных, порою странных и никак не связанных между собой, обстоятельств.
Ну, не попади тогда этот рядовой солдат Козырев из команды выздоравливающих на несколько дней санитаром в нашу рентгеновскую группу, не перегори в тот день этот злосчастный газотрон, не окажись рядом с нами в тот момент именно такой, интеллигентный и умный человек как Всеволод Степанович, могла ли бы произойти вся эта, похожая на сказку о Золушке, поразительная история превращения в одночасье рядового солдата какого-то мостостроительного батальона, «огородного пугала» в позарез нужного стране инженер-полковника, профессора Козырева? А вот, поди ж ты! Все сложилось. Соединилось воедино, выстроившись в цепь четко последовательных, логически завершенных событий. Нет, что ни говори, а пути Господни неисповедимы.